![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Originally posted by
popyti at Для чего мне необходимы дети, часть завершающая.
Вопрос следующий: от чего мы не слышим дитя?
Навязки: потому что дети болтают чепуху, фантазируют, глупости говорят, противно орут, канючат, капризничают.
А на самом деле: потому что наша боль мешает нам услышать детей. Мы живём с ними в разных мирах: они в мире, где боли нет. Они ведь пришли сюда без боли, и живут без боли, проявляя через себя свет и огонь жизни, постоянно держа связь с Создателями. А мы живём в мире боли, и то, что нам говорят наши дети, просто не воспринимаем. Алексей сказал, как это происходит. Мы, придя на землю вольными, попадаем в мир боли, в котором живут наши родители. И постепенно по их мысли мы сами переходим в боль и тьму – дети переходят во «взрослый» мир с началом полового созревания, и начинают видеть мир через боль, которая уже есть в них самих. Перейдя, мы отказываемся от знаний, что в нас есть изначально, от даров Создателей, от творения своей жизни. И начинаем бегать от себя, ищем лёгких путей, входим в зависимость от окружающего мира, начинаем бояться собственных ошибок и, как следствие, действий, подменяя действия раздумьями. И дети в таком мире видятся чем-то обременительным. Или – теми, на ком можно сорвать злость.
Получается, что у нас и наших детей разные образы мира. У нас есть возможность придти в их мир, убирая свою боль через очищение. Причём мы сами не всегда можем свою боль отследить (или искренне себе в ней признаться). И тогда дети нам показывают, как это можно сделать, зеркаля нам нас самих и наши состояния. Показывают любым взрослым, которые рядом. Так, одна из наших новичков получила от детишек несколько показов. В первый вечер, пока она шкурничала за столом, урывая себе-себе и побольше – уже и не вспомню, что мы там ели, но она явно делала запасы – детишки нашли на печке, где барышня устроилась на ночлег, пакет с её съестными припасами и всё съели. Пока она ныкала пряники, они съели её козий сыр ))). Второй показ был на следующий день – полуторагодовалая Настя залезла рукой ей в салат и перемесила его на тарелке. Насвинячила, показав и ту свинью, что проявлялась в барышне.
И на третий день, когда мы подводили итоги, её заглушала четырёхлетняя Люся, тем громче рассказывая «оторвали мишке лапу», чем мертвеннее были слова барышни о том, что она открыла в себе на семинаре. Кстати, первые слова были: «Я загадала, что чем больше я съем, тем меньше будет пропасть между мной и моей дочерью».
Ну так вот, детишки зеркалят постоянно, и в первую очередь – своих родителей, проявляя через своё «поведение» боль своих родителей – их агрессию, жадность, свинство, ловкачество, желание урвать или пострадать, в которой они сами себе не признаются. И с тем большим рвением «искореняют» в своих детях.
А если не искоренять, а начать разговаривать с ребёнком и слышать его (это возможно, прежде убрав свою боль), то он многое расскажет: и для чего пришёл в этот мир, и как он будет жить, и что ему для этого необходимо.
И задача изначальная задача родителей, задача матушки и батюшки, которых выбрало дитя для прихода в этот мир, сопровождать ребёнка до его взросления, помогая ему открыть в себе те возможности, к которым он стремится. Не воспитывать (мне слово «воспитание» раскрывается, как что-то, чем пичкают насильно), не обучать – у ребёнка есть все знания, которые ему необходимы, чтобы пройти свой жизненный путь. А помочь ему раскрыть в себе необходимые знания – через ремесло, через совместное дело со взрослыми. И «понарошку» тут не прокатывает: детей необходимо приглашать в дело по-настоящему, позволив ему увидеть в деле своё место и свой вклад.
Что мешает сделать это? Боль, навязки, разрушающие родительские мысли. Один из присутствовавших на семинаре пап сказал, какие родительские мысли: что ребёнок слишком мал, слаб, глуп, он или испортит, или покалечится. После таких мыслей, которые он скрывал и не высказывал (а многие ещё и высказывают!), сын, поначалу тянувшийся поработать вместе с папой, быстро потерял интерес к делу и ушёл. Детям не надо высказывать мысли – они их видят и действуют, даже не осознавая.
Нам мешают видеть и слышать детей (хотела написать «своих», но чужих детей не бывает. Видеть и слышать можно любого ребёнка) – это навязка, что дети непременно должны повторить родительский жизненный путь. Но ребёнок, которого я родила – это не я. У моей дочери свой жизненный путь. У каждого человека – свой жизненный путь. Одинаковых людей нет!
В природе вообще нет одинаковых копий. Алексей предложил нам найти различия на двух листах из одного блокнота. Мы с Катей нашли два: разница в структуре бумаги и махонькая точка на одном из листов. А тут – дети, которые уж точно не из копировального аппарата! И потому то, что для нас благо – для них вовсе не обязательно оно и есть. И навязывая свою «мудрость», мы лишаем детей возможности сделать собственный выбор и утягиваем на свою собственную дорогу. В худшем случае – дорогу выживания, где и нам самим совсем нехорошо. В другом плохом случае – где нам хорошо, а для наших детей – тупик. У них другой путь.
Вопрос заключительный в этот день семинара: «Каким я вижу дитя сейчас?»
После всех моих дневных проработок я увидела дитя живым, полным жизни, решающим свои задачи без раздумий, применяя все знания, какие у него уже есть, раскрывая попутно новые знания, пуская в дело всё, что попадается под руку, на деле проверяя, насколько хорошо это подходит. Дети не парятся насчёт ошибок – они просто переделывают, если что-то не совсем соответствует тому результату, что им необходим. Дитя – человек со своими задачами, возможностями, правами жизни, со своим Предназначением и жизненным путём. Дитя – равный мне вольный человек. (В вольности вообще все равны. Конкуренция и иерарахия (знай своё место!) вырастает из боли и желания жить на чужой силе жизни). Дитя открыты изначальные знания, тогда как у взрослых они закрыты сором из различных навязок, наставлений, заученных, не проверенных практикой сведений.
В этот вечер мы всё закончили в половине двенадцатого. Подъём – аттракцион небывалой щедрости! ))) – в шесть утра.
Утренние хороводы развеяли мои страхи насчёт «промочить ноги». Ночью подморозило, и мои боты оказались самой подходящей обувью. Потом Алексей объявил слепой хоровод – проходка по месту с завязанными глазами. И тут пошли у нас страхи, которые тут же отразили детишки – некоторые малыши просто устроили своим мама истерики, не пуская их на хоровод. Спасали.
У меня тоже пошли думы – могу порвать чулки. Я прямо-таки представляла, как забредаю в какие-нибудь заросли, и чулки рвутся, а мне в них ещё до Москвы ехать, и потом в метро… Штанов я с собой тоже не взяла – с некоторых пор предпочитаю быть на семинарах в сарафане. И я чуть было не отказалась идти, но Рома, организатор семинара и хозяин дома, сказал: «Наташ, да ты что? Откуда тут у нас заросли? Ты же видела – трава только!» И я решилась.
Но заросли нашлись. И даже деревья – при всей их малочисленности на подворье. Макс вёл нас и сквозь стволы, и сквозь высокие стебли. Вёл на приличной скорости, почти бегом. И при всём при том у меня не возникла злость на заводящего.
Хоровод тёк, и движение шло через мои руки. И хотя в хвосте был какой-то затык, – девчонки то и дело кричали «я не баржа!» - у меня не было чувства, что я тащу за собой кучу народа. Я просто передавала движение. Причём, повязка с глаз у меня упала почти сразу, и я шла, сама закрыв глаза и не раскрывая их, даже когда слегка наткнулась на ствол дерева. Не было никаких лишних мыслей – только чувство движения и пространства. И когда Надя, шедшая впереди, начала говорить, что я её как-то не так держу, я просто поменялась местами с Катей (для чего открыла глаза на пару секунд), и пошла дальше, чувствуя движение. Хорошо было. И чулки, не смотря на кучу репьёв, набившихся под сарафан, уцелели))).
Я потом, подводя для себя результаты семинара, так и сказала: оказывается, я в последнее время опять начала думать вместо того, чтобы действовать. И через эти свои чулки-боты увидела, как мои думы останавливали мои действия и результат, который получился, когда я всё-таки начинала действовать, был совсем не тем, что я себе напридумывала. Ноги – сухие, чулки – целые, а вдобавок – открытия, которые были мне необходимы.
После хороводов мы писали следующее. Вот я – дитя, пришла в этот мир со своей задачей, своим видением предназначения, с тем, каким путём мне необходимо идти и какие знания и «могу» в себе раскрыть. Как я хочу, чтобы со мной, таким вот дитём, взаимодействовали взрослые?
На описание Алексей отвёл час, но я написала тут же. Слова лились легко. Основная мысль: мне рады, меня принимают, меня слышат. И мне ничего не навязывают, а предлагают разные возможности. А я выбираю из них то, что мне сейчас необходимо. Сегодня, став взрослой и пройдя через годы убирания боли в себе и в своём видении мира, я чаще всего живу именно так: вижу, какие возможности мне предлагает мир и что мне необходимо, чтобы идти дальше. Чаще, но не всегда. В детстве мне таких предложений не хватало – детский сад и школа пичкали всех одним и тем же воспитательно-образовательным субстратом. Приходилось хитрить.
Когда писала, как бы я-дитя хотела, чтобы со мной взаимодействовали дети, через меня то и дело протискивались наши семинарские детишки. Каждого хотелось приласкать – что я и делала, поглаживая спинки и макушки. Дети постарше играли, с шумом и топотом – и это меня никак не задевало. И потом, когда мы говорили о результатах семинара (а дети в это время галдели в комнате, протискивались туда-сюда, пробираясь к мамам или к вкусностям на столе), я словила себя на том, что принимаю этот детский галдёж естественным звуковым фоном. И впервые (может быть, в жизни. За весь семинар – наверняка) не подавляю в себе желания как-то шикнуть на детей, заткнуть их, чтобы не мешали взрослым разговаривать. И, к слову, галдели они больше всего, когда кто-то говорил не так, как шло от души, а подбирая слова или выдавая трескучие неискренние фразы. Я про то, как четырёхлетняя Люся начала громко рассказывать про «Уронили мишку на пол», сначала заглушая отчёт-доклад одной из участниц, а потом перебив маму, которая, видимо, затянула со своим рассказом.
Когда я сказал на круг об этом своём состоянии – не затыкать детей – мне согласно закивали большинство женщин. У них оно тоже случилось…
У многих на этом семинаре случилось многое.
У Саши – вынос мозга насчёт того, что думать вредно. Какой же у них с женой солнечный малыш, приветливый, радостный годовалый визгун! И забавно, как избирательно работал у Ани слух. Капризные крики других детей она слышала, а радостные визги этого малыша – нет.
У Любы – что её дочка вовсе не её продолжение, а самостоятельный человек со своими задачами. Её Лиза – просто красавица. Хотя уже научилась не говорить впрямую, чего ей хочется, а иносказаниями:
- Даже не представляю, как моя мама теперь с крыши спустится! Она там пишет.
- Ты тоже на крышу хочешь?
- Да…
У Вероники – ясность в том, что ей на самом деле показывает дочка своими поступками. Хотя по мне её Настасья, с которой мы так славно рисовали неделю в Геленджике, изменилась. Слышит, слушает, улыбается. Сижу, пишу, подбегает, прижимается: «Наташа!». Огладила по спинке – побежала дальше. А в Геленджике только и делала, что гримасничала – не подходи!
У Всеславы с Волеславом – просмотры, как им строить жизнь дальше, приняв дитя.
У Наташи с её трёхлетней Иришкой, которая закатила привычную истерику, не желая одеваться, тоже случилось. Автобус ждать не может, электричка тоже. И потому Алёнка предложила действовать. Мы накинули на неё только куртку, я подхватила Иришку на руки - и она тут же заинтересовалась, куда её несёт тётя. Так, голоногую и отнесли в автобус:
- Принимайте ребёнка!
И одёжку следом:
- А это - запчасти!
Пока все прощались-целовались, она так и сидела в автобусе - тихой и удивлённой голоножкой. Наверняка за полтора часа до Твери её убедили надеть колготки.
А ещё у нас во время семинара вполне сложился хозяйский уклад, хотя при таком количестве народа и отсутствии практики у Алёны, Хозяйки дома (она впервые организует семинар, а тут – столько народу, да ещё и дети!) и Алевтины, Хозяйки семинара (она впервые на семинаре Алнашева, хотя вообще хозяйничала на семинарах, но там был несколько другой уклад) можно было ждать серьёзных срывов. Но – обошлось. И суп находили время сварить, подстроившись под ход семинара и не требуя перерывов, и салат настрогать, и кашу сделать. Иногда с порциями промахивались, но голодных не было. Мы даже хлеб два раза пекли! И шарлотку к завершающему пиру. И дети сами сотворили песочное печенье, которым потом одаривали нас, взрослых.
И это – хорошо.
Для чего мне необходимы дети?
- Чтобы радоваться жизни
- Чтобы открывать в себе новые «могу» и возможности»
- Чтобы открывать через них мир в себе
- Чтобы творить свою жизнь, в том числе и приглашая в совместное дело детей.
Так что жду: племянника или племянницу, который (которая) уже скоро родится. Внука или внучку, которых моя дочь уже готова позвать. И, вполне допускаю такую возможность, дитя, которое придёт в этот мир, выбрав меня матушкой.
Впрочем, вокруг меня в любом случае много малышей, в которых – жизнь. А чужих детей не бывает.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Вопрос следующий: от чего мы не слышим дитя?
Навязки: потому что дети болтают чепуху, фантазируют, глупости говорят, противно орут, канючат, капризничают.
А на самом деле: потому что наша боль мешает нам услышать детей. Мы живём с ними в разных мирах: они в мире, где боли нет. Они ведь пришли сюда без боли, и живут без боли, проявляя через себя свет и огонь жизни, постоянно держа связь с Создателями. А мы живём в мире боли, и то, что нам говорят наши дети, просто не воспринимаем. Алексей сказал, как это происходит. Мы, придя на землю вольными, попадаем в мир боли, в котором живут наши родители. И постепенно по их мысли мы сами переходим в боль и тьму – дети переходят во «взрослый» мир с началом полового созревания, и начинают видеть мир через боль, которая уже есть в них самих. Перейдя, мы отказываемся от знаний, что в нас есть изначально, от даров Создателей, от творения своей жизни. И начинаем бегать от себя, ищем лёгких путей, входим в зависимость от окружающего мира, начинаем бояться собственных ошибок и, как следствие, действий, подменяя действия раздумьями. И дети в таком мире видятся чем-то обременительным. Или – теми, на ком можно сорвать злость.
Получается, что у нас и наших детей разные образы мира. У нас есть возможность придти в их мир, убирая свою боль через очищение. Причём мы сами не всегда можем свою боль отследить (или искренне себе в ней признаться). И тогда дети нам показывают, как это можно сделать, зеркаля нам нас самих и наши состояния. Показывают любым взрослым, которые рядом. Так, одна из наших новичков получила от детишек несколько показов. В первый вечер, пока она шкурничала за столом, урывая себе-себе и побольше – уже и не вспомню, что мы там ели, но она явно делала запасы – детишки нашли на печке, где барышня устроилась на ночлег, пакет с её съестными припасами и всё съели. Пока она ныкала пряники, они съели её козий сыр ))). Второй показ был на следующий день – полуторагодовалая Настя залезла рукой ей в салат и перемесила его на тарелке. Насвинячила, показав и ту свинью, что проявлялась в барышне.
И на третий день, когда мы подводили итоги, её заглушала четырёхлетняя Люся, тем громче рассказывая «оторвали мишке лапу», чем мертвеннее были слова барышни о том, что она открыла в себе на семинаре. Кстати, первые слова были: «Я загадала, что чем больше я съем, тем меньше будет пропасть между мной и моей дочерью».
Ну так вот, детишки зеркалят постоянно, и в первую очередь – своих родителей, проявляя через своё «поведение» боль своих родителей – их агрессию, жадность, свинство, ловкачество, желание урвать или пострадать, в которой они сами себе не признаются. И с тем большим рвением «искореняют» в своих детях.
А если не искоренять, а начать разговаривать с ребёнком и слышать его (это возможно, прежде убрав свою боль), то он многое расскажет: и для чего пришёл в этот мир, и как он будет жить, и что ему для этого необходимо.
И задача изначальная задача родителей, задача матушки и батюшки, которых выбрало дитя для прихода в этот мир, сопровождать ребёнка до его взросления, помогая ему открыть в себе те возможности, к которым он стремится. Не воспитывать (мне слово «воспитание» раскрывается, как что-то, чем пичкают насильно), не обучать – у ребёнка есть все знания, которые ему необходимы, чтобы пройти свой жизненный путь. А помочь ему раскрыть в себе необходимые знания – через ремесло, через совместное дело со взрослыми. И «понарошку» тут не прокатывает: детей необходимо приглашать в дело по-настоящему, позволив ему увидеть в деле своё место и свой вклад.
Что мешает сделать это? Боль, навязки, разрушающие родительские мысли. Один из присутствовавших на семинаре пап сказал, какие родительские мысли: что ребёнок слишком мал, слаб, глуп, он или испортит, или покалечится. После таких мыслей, которые он скрывал и не высказывал (а многие ещё и высказывают!), сын, поначалу тянувшийся поработать вместе с папой, быстро потерял интерес к делу и ушёл. Детям не надо высказывать мысли – они их видят и действуют, даже не осознавая.
Нам мешают видеть и слышать детей (хотела написать «своих», но чужих детей не бывает. Видеть и слышать можно любого ребёнка) – это навязка, что дети непременно должны повторить родительский жизненный путь. Но ребёнок, которого я родила – это не я. У моей дочери свой жизненный путь. У каждого человека – свой жизненный путь. Одинаковых людей нет!
В природе вообще нет одинаковых копий. Алексей предложил нам найти различия на двух листах из одного блокнота. Мы с Катей нашли два: разница в структуре бумаги и махонькая точка на одном из листов. А тут – дети, которые уж точно не из копировального аппарата! И потому то, что для нас благо – для них вовсе не обязательно оно и есть. И навязывая свою «мудрость», мы лишаем детей возможности сделать собственный выбор и утягиваем на свою собственную дорогу. В худшем случае – дорогу выживания, где и нам самим совсем нехорошо. В другом плохом случае – где нам хорошо, а для наших детей – тупик. У них другой путь.
Вопрос заключительный в этот день семинара: «Каким я вижу дитя сейчас?»
После всех моих дневных проработок я увидела дитя живым, полным жизни, решающим свои задачи без раздумий, применяя все знания, какие у него уже есть, раскрывая попутно новые знания, пуская в дело всё, что попадается под руку, на деле проверяя, насколько хорошо это подходит. Дети не парятся насчёт ошибок – они просто переделывают, если что-то не совсем соответствует тому результату, что им необходим. Дитя – человек со своими задачами, возможностями, правами жизни, со своим Предназначением и жизненным путём. Дитя – равный мне вольный человек. (В вольности вообще все равны. Конкуренция и иерарахия (знай своё место!) вырастает из боли и желания жить на чужой силе жизни). Дитя открыты изначальные знания, тогда как у взрослых они закрыты сором из различных навязок, наставлений, заученных, не проверенных практикой сведений.
В этот вечер мы всё закончили в половине двенадцатого. Подъём – аттракцион небывалой щедрости! ))) – в шесть утра.
Утренние хороводы развеяли мои страхи насчёт «промочить ноги». Ночью подморозило, и мои боты оказались самой подходящей обувью. Потом Алексей объявил слепой хоровод – проходка по месту с завязанными глазами. И тут пошли у нас страхи, которые тут же отразили детишки – некоторые малыши просто устроили своим мама истерики, не пуская их на хоровод. Спасали.
У меня тоже пошли думы – могу порвать чулки. Я прямо-таки представляла, как забредаю в какие-нибудь заросли, и чулки рвутся, а мне в них ещё до Москвы ехать, и потом в метро… Штанов я с собой тоже не взяла – с некоторых пор предпочитаю быть на семинарах в сарафане. И я чуть было не отказалась идти, но Рома, организатор семинара и хозяин дома, сказал: «Наташ, да ты что? Откуда тут у нас заросли? Ты же видела – трава только!» И я решилась.
Но заросли нашлись. И даже деревья – при всей их малочисленности на подворье. Макс вёл нас и сквозь стволы, и сквозь высокие стебли. Вёл на приличной скорости, почти бегом. И при всём при том у меня не возникла злость на заводящего.
Хоровод тёк, и движение шло через мои руки. И хотя в хвосте был какой-то затык, – девчонки то и дело кричали «я не баржа!» - у меня не было чувства, что я тащу за собой кучу народа. Я просто передавала движение. Причём, повязка с глаз у меня упала почти сразу, и я шла, сама закрыв глаза и не раскрывая их, даже когда слегка наткнулась на ствол дерева. Не было никаких лишних мыслей – только чувство движения и пространства. И когда Надя, шедшая впереди, начала говорить, что я её как-то не так держу, я просто поменялась местами с Катей (для чего открыла глаза на пару секунд), и пошла дальше, чувствуя движение. Хорошо было. И чулки, не смотря на кучу репьёв, набившихся под сарафан, уцелели))).
Я потом, подводя для себя результаты семинара, так и сказала: оказывается, я в последнее время опять начала думать вместо того, чтобы действовать. И через эти свои чулки-боты увидела, как мои думы останавливали мои действия и результат, который получился, когда я всё-таки начинала действовать, был совсем не тем, что я себе напридумывала. Ноги – сухие, чулки – целые, а вдобавок – открытия, которые были мне необходимы.
После хороводов мы писали следующее. Вот я – дитя, пришла в этот мир со своей задачей, своим видением предназначения, с тем, каким путём мне необходимо идти и какие знания и «могу» в себе раскрыть. Как я хочу, чтобы со мной, таким вот дитём, взаимодействовали взрослые?
На описание Алексей отвёл час, но я написала тут же. Слова лились легко. Основная мысль: мне рады, меня принимают, меня слышат. И мне ничего не навязывают, а предлагают разные возможности. А я выбираю из них то, что мне сейчас необходимо. Сегодня, став взрослой и пройдя через годы убирания боли в себе и в своём видении мира, я чаще всего живу именно так: вижу, какие возможности мне предлагает мир и что мне необходимо, чтобы идти дальше. Чаще, но не всегда. В детстве мне таких предложений не хватало – детский сад и школа пичкали всех одним и тем же воспитательно-образовательным субстратом. Приходилось хитрить.
Когда писала, как бы я-дитя хотела, чтобы со мной взаимодействовали дети, через меня то и дело протискивались наши семинарские детишки. Каждого хотелось приласкать – что я и делала, поглаживая спинки и макушки. Дети постарше играли, с шумом и топотом – и это меня никак не задевало. И потом, когда мы говорили о результатах семинара (а дети в это время галдели в комнате, протискивались туда-сюда, пробираясь к мамам или к вкусностям на столе), я словила себя на том, что принимаю этот детский галдёж естественным звуковым фоном. И впервые (может быть, в жизни. За весь семинар – наверняка) не подавляю в себе желания как-то шикнуть на детей, заткнуть их, чтобы не мешали взрослым разговаривать. И, к слову, галдели они больше всего, когда кто-то говорил не так, как шло от души, а подбирая слова или выдавая трескучие неискренние фразы. Я про то, как четырёхлетняя Люся начала громко рассказывать про «Уронили мишку на пол», сначала заглушая отчёт-доклад одной из участниц, а потом перебив маму, которая, видимо, затянула со своим рассказом.
Когда я сказал на круг об этом своём состоянии – не затыкать детей – мне согласно закивали большинство женщин. У них оно тоже случилось…
У многих на этом семинаре случилось многое.
У Саши – вынос мозга насчёт того, что думать вредно. Какой же у них с женой солнечный малыш, приветливый, радостный годовалый визгун! И забавно, как избирательно работал у Ани слух. Капризные крики других детей она слышала, а радостные визги этого малыша – нет.
У Любы – что её дочка вовсе не её продолжение, а самостоятельный человек со своими задачами. Её Лиза – просто красавица. Хотя уже научилась не говорить впрямую, чего ей хочется, а иносказаниями:
- Даже не представляю, как моя мама теперь с крыши спустится! Она там пишет.
- Ты тоже на крышу хочешь?
- Да…
У Вероники – ясность в том, что ей на самом деле показывает дочка своими поступками. Хотя по мне её Настасья, с которой мы так славно рисовали неделю в Геленджике, изменилась. Слышит, слушает, улыбается. Сижу, пишу, подбегает, прижимается: «Наташа!». Огладила по спинке – побежала дальше. А в Геленджике только и делала, что гримасничала – не подходи!
У Всеславы с Волеславом – просмотры, как им строить жизнь дальше, приняв дитя.
У Наташи с её трёхлетней Иришкой, которая закатила привычную истерику, не желая одеваться, тоже случилось. Автобус ждать не может, электричка тоже. И потому Алёнка предложила действовать. Мы накинули на неё только куртку, я подхватила Иришку на руки - и она тут же заинтересовалась, куда её несёт тётя. Так, голоногую и отнесли в автобус:
- Принимайте ребёнка!
И одёжку следом:
- А это - запчасти!
Пока все прощались-целовались, она так и сидела в автобусе - тихой и удивлённой голоножкой. Наверняка за полтора часа до Твери её убедили надеть колготки.
А ещё у нас во время семинара вполне сложился хозяйский уклад, хотя при таком количестве народа и отсутствии практики у Алёны, Хозяйки дома (она впервые организует семинар, а тут – столько народу, да ещё и дети!) и Алевтины, Хозяйки семинара (она впервые на семинаре Алнашева, хотя вообще хозяйничала на семинарах, но там был несколько другой уклад) можно было ждать серьёзных срывов. Но – обошлось. И суп находили время сварить, подстроившись под ход семинара и не требуя перерывов, и салат настрогать, и кашу сделать. Иногда с порциями промахивались, но голодных не было. Мы даже хлеб два раза пекли! И шарлотку к завершающему пиру. И дети сами сотворили песочное печенье, которым потом одаривали нас, взрослых.
И это – хорошо.
Для чего мне необходимы дети?
- Чтобы радоваться жизни
- Чтобы открывать в себе новые «могу» и возможности»
- Чтобы открывать через них мир в себе
- Чтобы творить свою жизнь, в том числе и приглашая в совместное дело детей.
Так что жду: племянника или племянницу, который (которая) уже скоро родится. Внука или внучку, которых моя дочь уже готова позвать. И, вполне допускаю такую возможность, дитя, которое придёт в этот мир, выбрав меня матушкой.
Впрочем, вокруг меня в любом случае много малышей, в которых – жизнь. А чужих детей не бывает.